-Чего слышали-то?
-Да вот также у костра сидели, и всю ночь кто-то ходил полесу, насвистывал навроде песни. Говорят, когда человека убьют, то душа его не отпетаяпотом по лесу таскается. Тоскливо ей…
Мы сидим у костерка на берегу Юрюзани, с краю огромнойполяны, где когда-то стояла одноименная деревня Юрюзанка. Судьба скитальческаяв очередной раз привела меня в горную глухомань Южно-уральского заповедника. В поселкеВерхнеаршинский, лесничий, Александр Сергеич Похлебаев, как и положено выделил длясопровождения инспектора, Женю Ключевского. Дал для заброски свой Уазик и вот мысидим, травим байки в самом конце географии, под склоном Дальнего Машака.
Юрюзанка. Не стоит удивляться, некоторые фотографии сделаны летом.
Вокруг стоит стылая апрельская ночь, и мы болтаем, потомучто отползать от костра спать совсем-совсем не хочется. Сидим у костра допоследнего, сгорающего в нем полена, до малиновых углей. А рядом бормочет по-весеннемуполноводная Юрюзань. Вокруг ночь и темные на фоне затухающего неба силуэты гор.
Женя Ключевский житель местный, уроженец Верхней Арши,самого высокогорного населенного пункта в Башкирии. Живет там безвылазно, заисключением службы в армии. Горы окрестные знает прекрасно и имеет весьмаподвешенный язык, что мне в радость. Я люблю слушать байки той местности, кудаобычно приезжаю. Женя и рассказывает. Про историю рудника, о том, как всеначиналось в конце сороковых. Про то, что поселок Верхнеаршинский должен былстать городом, но судьба распорядилась по-другому. И теперь вместо троллейбусовна улицы бывает, забредают волки.
Юрюзанка. Не стоит удивляться, некоторые фотографии сделаны летом.
-Арша стоит на свинце, тут, где не копни, — везде он. Можетбыть, от того и не растет ничего? Что не посади, — все чахнет.
-Как же вы тогда живете здесь столько лет?
-Да так и живем.
Поселок Верхнеаршинский, он же Арша находится на отметке
Заморозки обязательны в Арше в июне, а в августе снежок ужечастый гость. Несмотря ни на что, люди здесь живут, хотя и осталось местныхжителей человек сто. Школу, почту закрыли. Одно слово – таежный тупик!
Ну а меня занесло в эти края с целью съемки Большой Воды.Выше нашей поляны в теснине шумит и грохочет Юрюзань. Это место на рекеназывается Шумы. На старых картах оно обозначено, как водопад, на новых жеявляется порогом. Наша задача завтра с утра сходить туда, отснять все, а ужпотом уйти на Машак, на перевал, где когда-то на высоте
Холод лютует. В темном небе высыпали яркие дрожащие звезды.В такую ясную погоду всегда холодно и ясно, что будет заморозок. И все-таки надоспать. Завтра будет большая дорога.
Залезаю в спальник, съеживаюсь, пытаясь сохранить немногодымного кострового тепла, и закрываю глаза. Тишины в ночном лесу не бывает именя со всех сторон обступают звуки. Бормочет Юрюзань. Потрескивает углямикостер. Вокруг идет какая-то своя ночная жизнь: шорохи, попискивание. Сквозьсон слышу чивканье соловья…. Успеваю подумать, что пение соловья в голом лесу ккакой-то примете, но не успеваю вспомнить и проваливаюсь в сон.
Утро, слышу сквозь сон требовательный голос Ключевского:Валераааааа, косилку доставай!
Какую косилку, чего косить собрался Женя с утра пораньше?
-Газилку, газилку давай, чай кипятить будем. Все постепенностановится на свои места, Жене требуется газовая горелка. Он пританцовывает итрет руки. Вокруг все белым-бело от инея, а из-за леса собирается показатьсясолнце. Просто фантастически холодно. В голове мелькает фраза: космическийхолод…
С восходом солнца жизнь более или менее входит в свое русло.Собираем пожитки и шагаем по бывшим улицам Юрюзанки. Вокруг еще остались остовыворот, заборов. На пригорке блестит оградками кладбище.
-Когда я с армии пришел – рассказывает Женя — дорога ещебыла, но поезда в Катав-Ивановск не ходили. Народ расползаться начал, какдвижение закрыли через перевал. А потом, в 77-м и вовсе стали выселять –заповедник организовали. Сюда платформы подгоняли, дома грузили, кто хотел вывезти.Но многие избы просто так оставили. Да тут кино, «Вечный зов» как раз сниматьстали, верхнюю улицу рублей за триста скупили у людей и сожгли все.
Я хорошо помню этот фрагмент фильма. 6-я серия, налет бандыКафтанова на деревню. А еще замечательная панорама Юрюзанки сверху и грядаМашака на заднем плане. Киваю.
Про эту историю мне приходилось слышать в Белорецке.Рассказывали, что все оформили, как будто купили лес, наняли мужиков и тесрубили киношникам целую новую деревню. Дел во время съемок фильма каких-токривых наделать успели и потом, это уже факт, историей занимался отдел поборьбе с хищением социалистической собственности, легендарный и ужасный ОБХСС.Под это дело многим местным жителям, участникам массовки удалось съездить вМоскву – вызывали на допросы. Ну да ладно, дело прошлое, хотя и история.
Подходим к уцелевшему, сложенному из дикого камня зданию безкрыши. Оно похоже на остов вокзала. Люди рассказывали, что именно так и было. Что,дескать, даже чайная здесь была, где сиживали, ожидая поезд, пассажиры. Аоказывается все не так. Здесь находилось депо. Хитроумная мысль немецкихинженеров, проектировавших дорогу, расположила депо почему-то именно вЮрюзанке, между двумя горными перевалами. Видимо очень ответственный участокпути с обеих сторон был и паровозам в случае чего требовался осмотр и ремонт.
Ключевский показывает мне: смотри, здесь после депо потомклуб был. Вот тут будка киномеханика, а вот — отверстие под проектор. Здесьбильярдная, а тут библиотека. Я пролезаю вовнутрь здания. Тут все густо поросломалинником и молодыми березками. Ключевский шуршит прошлогодним бурьяном снаружи.
Слышу чертыханье. Выглядываю, — Женя карабкается на сосенкунапротив перрона и поправляет скворечник.
-Жень, откуда здесь скворцы?
-Насчет скворцов не скажу, но скворечники решили вешать.Наше дело — исполнять…
За деревней дорога сбегает к ручью. Справа обгорелый остовмоста.
-Жил тут дед один, Азям. Он его и сжег. Чтобы народбраконьерить не ездил. В 80-е еще.
Думаю про себя: природу конечно бабай любил, но мост спалилзря – вода в ручье ледяная!
А за ручьем уже железный капитальный клепаный мост черезЮрюзань перекинулся. Далее нам нужно вверх по течению пробираться, вдоль берегабурной весенней речки.
Юрюзань в летнюю межень здесь мелководна. Русло ее завалено огромнымикаменными «сундуками» и «чемоданами». Это летом. А весной же, когда талая водасбегает с двух мощных южно-уральских хребтов Машак и Кумардак, здесь начинаетсяводная феерия. Грозная, рычащая, в кипени, брызгах и радуге, повисшей над руслом,несется Юрюзань по камням. Зрелище одновременно торжественное и страшное. Здеськак нигде понимаешь, что ты, человек в сравнении со стихией. Звук от рычащихпорогов далеко разносится по округе. Не зря и назвали, Шумы!
Выше моста, за поворотом мы выходим на первый каскад. Все вбрызгах и бурунах. Очень шумно и приходится кричать. Здесь самая нижняя частьгорки, по которой стекает речка. Всего на
На Шумах четыре ступени. Порог любят безбашенные туристы-водникии всякими правдами да неправдами пробираются сюда, в заповедник в период большойводы. На радость инспекторам: турист сам в руки идет, тепленький да груженый.Куда убежишь по заваленной снежной кашей тайге?
Это нынче снега мало и он везде уже сошел. Вода в рекевот-вот начнет убывать, не дожидаясь Первомая.
Идем с Женей все вышеи выше. Снимаю на камеру все 4 каскада, один мощнее другого.
Рядом с речкой по лужам во всю урчат лягушки, распускаются ветреницы.
Ветреница, белый подснежник, обладает еле уловимым тонкимароматом духов. И когда идешь по весенним полянам, с которых только-толькосошел снег, над ними начинает виться тонкий аромат подснежников. Весна! Жальтолько, что она уж очень быстро проходит.
По обе стороны от Юрюзани горная тайга. Темная,неприветливая. Сбегает по россыпям к речке.
-Вон, это гора Медвежья, а вон та, — Харитонова. А вон та,слышь, Валер, вон та — Дальний Машачок. Нам туда! Ключевский показывает мне на торчащие из-залеса серые гольцы с белыми пятнами снега.
-Как, Валера, пойдем, по насыпи или напрямую, через лес?
-Ты хозяин здесь, ты и веди!
-Да я тебя так могу завести, что проклинать потом будешь.
-Да веди, как знаешь.
-Тогда лучше напрямую срезать, километров 10 сэкономим.
Мы возвращаемся в Юрюзанку. Снова приходится разуваться илезть в ледяной ручей. Но ничего, чем дальше, тем только интереснее!
Кипятим чаек, перекусываем. Рассказываю Жене о том, каквпервые попал в Юрюзанку. Долго, прячась в складках местности, обходил двухразговаривающих людей, которые были предположительно инспекторами заповедника.При ближайшем рассмотрении они оказались двумя столбами от ворот. У страхаглаза велики.
Трогаемся в путь. За деревней в лесу то там, то здесьпоявляются островки снега. И все белым-бело от подснежников. Особенно их многона полянах. Березки, вкрапленные в темно-зеленое море тайги, постепенноисчезают, уступая место мрачному хвойному лесу. Впереди буреломы, под ногамиподо мхом – камни. Появляются первые осыпушки. Обходим их. Но россыпей-курумовстановится все больше, и мы принимаемся скакать прямо по ним. Вот так, неприведи Господь, будучи одному в лесу поскользнуться на куруме и повредитьногу. Помощи кричи не кричи, не дождешься. Да и звонить не откуда.
Однако прочь дурные мысли. День разгулялся, а мы скоровыйдем на перевал. Тепло, по лесу разносится жужжание насекомых. То и делопопадаются лиловые цветы волчьего лыка. Весна на Южном Урале, оживает леснаяжизнь.
Узкоколейка от Юрюзанки заламывала петлю вдоль хребта Машак,и растягивалась километров на 15. Когда поезд шел через перевал, то в летнююпору тот, кто не ленивый, спрыгивал с подножек и шел напрямую на перевал,собирая ягоду. А потом там, на станции ждали поезд. Поезд наверх долгокарабкался, не смотря на то, что здесь специальные паровозы держали, а количествовагонов здорово убавляли. Как мне рассказывал старый помощник машиниста, ИванСтепаныч, когда приезжали в Тирлян, состав увеличивали втрое, впрягали в хвостдополнительный паровоз и так гнали в Белорецк. А здесь, Валера, пока спустишьсяс перевала к Юрюзанке — рассказывал Иван Степаны, — все вспомнишь. Сцепка ручная и на спуске каксловно на себе вагоны везешь. Тихоооонечко ехали! А все равно, бывало с рельсовсходили поезда. Особенно по весне, в распутицу под шпалами ямки появлялись, ипо ним колея прыгать начинала. Страшно было, а ехали.
Пока шли наверх с Женей, подустали. Выползли кое-как нанасыпь бывшей дороги и присели отдохнуть. Место оказалось примечательным –дорога была прорублена здесь прямиком в скальном массиве. Видимо когда строили,практичные немцы почем зря не стали тратить взрывчатку, и сделали аккуратнуювыемку. А в результате получилось очень даже живописно.
-Ну, все, вон дорога вправо забирать начинает, там истанция. Когда пацанами были, катались на перевал.
-Паровозы еще были?
-Ну да, сначала паровозы, затем тепловозы появились.
-На угле ездили?
-Мазутом. Мазутом топили. На перевале друг у меня дежурил. Вгости к нему катались. Пацаны, приключений хотелось.
Дальше мы идем прямо по насыпи, по которой теперь проложенадорога. Надо сказать вполне сносная. Кое-где попадаются старые телеграфныестолбы, с повисшими на них проводами. Вот ведь, сколько лет стоят, а всеничего!
Тягун постепенно выровнялся, дорога повернула направо,огибая скалы Дальнего Машака. Вышли на огромную поляну. Я понимаю, чтособственно станция здесь и была. Навигатор показывает
-Эх, Валерка, погода здесь была зимой жуткая – рассказываетЖеня. То метель, то мороз! Как запуржит, так все! Всех выгоняли снег чистить наперегонах.
-Техники не было что ли?
-Снегоочистители были, Нои они, бывало не могли пробиться. Каксильный буран пройдет, так все, встает дорога!
Мне здесь все интересно, ведь я столько лет мечтал побыватьна этой хотя и бывшей станции, под облаками! Что такое
-Слышь, Валер, дежурил здесь на станции, Янсон. Так мы еговсе фашистом дразнили.
-А он что?
-А я его потом после армии в Тирляне встретил. Увидел меня иговорит: дурак, ты, Женька, хотел тебе по соплям надавать, да что с вас,пацанов возьмешь! Не немец он, а швед. Только нам тогда разве можно было что-тообъяснить?
Завечерело. Стою на куче шлака, любуюсь горной панорамой. Назападе во всей красе встает стена хребта Зигальга со всеми своими Шеломами,которых кто 4, а кто и все 5 насчитывает. Вот она, цепочка гор, вся передомной. Горы действительно похожи на старинные шелома богатырей. Это не знакомыедля Южного Урала плоские столо-образные вершины. Нет, Шелома смотрят в небоскальными останцами.
Левее всех, как огромный кит, севший на мель – гигант,Большой Шелом, третья по высоте гора на Южном Урале. Я люблю этого великана! Отнего веет чем-то очень древним, чем-то таким, что всегда заставляет задуматьсятебя о вечном. О том, какие же они, эти горы, в сравнении с тобой великаны. Бывает, ползешь по тайге наверх, потеешь. Апотом вдруг перед тобой встает гигантская шапка горы, одна сплошная каменнаяроссыпь. И вот когда уже из последних сил карабкаешься по ней, ясно чувствуешьвсю трехсотмиллионную историю этих седых гор. И думаешь еще: как же хорошо чтопрошли эти триста миллионов лет. Ведь тогда Урал был высотой с Гималаи!
Правее Большого Шелома встают: Малый, Третий и ЧетвертыйШелома, обрываясь на север понижением, именуемым Александровской ямой. Говорят,что когда-то через нее возили с Тирляна прокат до железной дороги, пока немцыэту узкоколейку не построили. Говорят еще, что хотели дорогу проложить другиммаршрутом, мимо Александровки и Тюлюка. Тогда не надо было бы тянуть сюда наверхотуру стальную колею. Но не договорились с владельцем земли. Вот такаяистория.
Ближе к нам, в долине я вижу поляну, на которой когда-тостояла деревенька Двойниши. Наши предки умели выбирать место под поселения. Нескольколет назад, когда мы ходили на Шелом, я попал в Двойниши. Стоял такой жепредвечерний час. Солнышко катилось в закатные страны и всю долину затопиложелтым вечерним светом. И тогда, в ту минуту вдруг ожило Старое время. Я вдруг ясноуслышал гудок паровоза, летящий по распадкам. Почувствовал терпкий запахгорелого угля. И почувствовал, как все приготовилось в ожидании поезда, которыйвот-вот придет сюда. Тени, старые тени ожили. Звуки гармошки, народ, сидящий наподножках. Семечки, корзины с ягодой, обновки и табачок. Я зажмурился и ясноэто все представил. Но длилось это не долго. Солнышко едва присело на гребнехребта Нары и покатилось дальше. В долине стало темнеть. Смолклиголоса-призраки, и только две речки сливаясь воедино, бормотали: двое,двойняши.
Сейчас в вечернем свете творилось тоже самое. Оживало Староевремя. Но один раз, искусив меня, оно ничего уже не могло поделать. Я точнознал, что прошлого не вернешь. Хотя и себя не обманешь тоже. Ведь я шел сюда,испытывая свои ноги и Жени Ключевского именно для того, чтобы испытать заново то прошлое чувство. Правда, доДвойнишей мы сегодня не добрались и не пойдем туда завтра. Но и к лучшему. Насне будет искушать не только Старое время, но и чьи-то неприкаянные души.
-Жень, а откуда здесь, на Урале швед Янсон вязался?
-А откуда Ключевский здесь?
-Тебе виднее
-Ничего не знаю насчет своей фамилии. Янсон этот из Тирляна.Там шведы когда-то жили. Вот он из них и был.
Смеркается. Солнышко уходит за нос хребта Нары. Над хребтамив небе полыхает каких-то фантастических цветов пожар. Видимо завтра будетветрено.
Стою, любуюсь закатом. Думаю, что человек посредством красоки компьютеров давно научился создавать подобные штуки. Но, не смотря на всевысокие технологии, вид пламенеющего заката, северного сияния или падающейзвезды по-прежнему вызывает у человека восторг. Все мы дети природы, хотя большинствоиз нас давно спрятались от нее в мегаполисах. В подсознании мы все такие же.
До свидания день. До свидание солнце. Сегодня был замечательныйдень. И надеюсь, завтра будет тоже. Ведь столько впереди еще несделанного, стольконехоженого!